♥

Приехала к родителям, тут письмо от Kallery, такое длинное, интересное, села и читала-читала. Короче, вся в няках, поеду домой буду отвечать, в общем. Я звонила позавчера, мама сказала, что письмо из Томска, а оно из Тюмени. Я думала, оно от Кси хотя с чего бы 0__о, а оно от Ри-нян я тупо всех сокращаю, и с этим ничего не сделаешь, да. Я такая: "Мам, ты сказала из Томска же", а она: "Я думала, ты догадаешься. А тебе что, и из Томска прийти может?". Ну конечн, вводит меня в заблуждение.
Короче, пишу мало и ни о чем, а могла бы просто дома большой пост накатать. Эпикфэйл. Это как раз тот случай, когда письмо подымает настроение. Фуэ-нян от меня ушел за радугу. Он был милый-милый, ну правда же? Самый милый.

@темы: почтовые голуби захватят мир!, жизнь

---

ПОНИ!!!

В МакДональдсе игрушки-пони! В Маке ПОНИ! А я все провтыкала( Сегодня же идем с женой, и, это, киевляне, вдруг вы будете в Маке, возьмите себе Хэппи-Мил, а мне поньку, а? да, я скромная Все равно я на всех шестерых не нахожу, а поняшу можно использовать в качестве подарка мне на любой праздник:3 это подсказка, да
P.S. Как, а вы не знали, что я люблю поней?

@темы: жизнь

---

и в снег, и в стужу...

В Киеве -21, у меня в комнате замерзают руки, и мне начинают звонить с работы, чтобы сказать, кого сегодня не будет. Родители опомнились и не посылают детей на учебу. Ура! Учитывая, что они ко мне ходили с закрытой травмой головы и на второй день после выписки из больницы с пневмонией, то это, как ни посмотри. уже прогресс.
Тем временем дома пахнет аромомаслами, мне дарят мягкие игрушки и конфеты с Китти, а улитка болеет и болеет, не смотря на все наши ухищрения с кормежкой и купанием. Зато остальные находят время и силы на продолжение рода, хотя по логике вещей морозы должны спугнутьуберечь этих африканских жителей от необдуманных поступков.
Между тем я читаю много всякого милого, подросткового, теплого, приятного, такого, от которого хочется залезть под плед и пить какао. Я, кстати, пью какао, почти все время никакого кофе и мало чая, потому что какао в расписной чашке - это же самое оно. Еще в моей голове бродят идеи подарков, они достанутся всем, если я решусь их сделать - и если поборю свою лень. Иногда я работаю по субботам - гадко, но что уж тут, а по воскресеньям у меня рисующая жена и сладости. Люди иногда доставляют, а иногда здорово радуют - не стоит судить их слишком строго, да?

А как у вас дела этой зимой?
P.S. Лисы тоже мерзнут. Да.

@темы: жизнь

---

Raumzeit - Глава 2

Название: Пространство и Время (Raumzeit) ПиВ
Предупреждение: слэш, фемслэш, гет, отсылки к философии, литературе и всему на всете, песни, трайбл, мозго***, "автор умер, герой умер, все умерли" и еще автор сдал кандидатский экзамен по философии, а это диагноз
Размер: ***
Статус: пишется
От автора: "Пространство и время есть формы присутствия человека в бытие."

предыдущие главы

01. Глава Голд
01.5

02. Глава Фрэнсис

Когда она проснулась, ее встретил Реймонд. Правда, тогда она еще не знала, что его зовут Реймонд, и просто смотрела на черноволосого парня с улыбкой имени Кэрролла. Широкой и немного сумасшедшей.
- Где я?
- Ты уже спрашивала, – он равнодушно пожал плечами.
Это равнодушие никак не вязалось с его улыбкой, но улыбка тоже сползла, на мгновение обнаружив под собой нетерпеливый интерес, и тут же вернулась обратно.
- И?
- Ты здесь.
Его ответ царапнул воздух, как нож – стекло, и она скривилась. Он снова пожал плечами.
- Не задавай вопросов, ответы на которые не готова услышать, Фрэнсис.
Она мотнула головой. Парень, какая бы ни была у него улыбка, начал ее раздражать. Она думала, что сейчас он скажет что-то угрожающее, но он только весело рассмеялся – весело, но как-то отрывисто, слегка истерично.
- Это нормально, да. Ты меня ненавидишь.
- Ни капли.
Она поднялась и слезла с неудобной лежанки. Комната три на три метра – не комната, а клетка – лежанка и слепящий огонек. Тесно, как в тюрьме. Тесно так, что…
Ее затрясло.
- Я ненавижу это…
Сказать больше не получилось. Как будто снег залепил горло – только откуда тут снег?
- Ты ненавидишь это место. – снова серьезно произнес парень.
Ее уже утомили смены его настроения.
- И это нормально, Фрэн. Можно я буду называть тебя Фрэн?
- Нельзя, конечно.
- Конечно, нельзя.
Почему-то она и не думала, что он ее послушает. Но что-то в нем было такое, что заставляло ее спорить. Как будто он всем своим видом излучал покровительство.
- Ну пойдем, Фрэн, я выведу тебя из этой клетушки.
Они вышли в коридор – она почувствовала, что до этого момента еле дышала, а теперь может позволить себе вдохнуть полной грудью. Каменные стены, обрамляющие довольно-таки узкий проход, на удивление давали ей чувство свободы – и не угнетали так, как белые, бесцветно-безликие решетки комнаты. Она даже протянула к ним руку и коснулась камня кончиками пальцев – и не заметила, как выразительно поднял бровь сопровождающий.
Она даже на время забыла о своем вопросе – потому что здесь, удивительно, просто не хотелось спрашивать. В этих камнях она была на своем месте. Среди камней, мысленно поправила она, и сама не согласилась с собой. В. Камнях.
- Там у нас учебные залы. – махнул рукой парень, выведя ее на лестницу, одной стороной примыкающую к стене здания, а второй вырываясь в пустоту.
Ей на мгновение стало страшно – а потом она пошла по ступенькам, больше ничему не удивляясь. Когда они дошли до вершины, лестница уперлась в сплошную стену. Она пожала плечами и остановилась – и тогда парень взял ее за руку, а лестница с еле слышным шелестом ползущей змеи разогнулась, унося их через пропасть к взрезавшей небо башне.
- Тебе интересно, кто пробил здесь дыру для входа? – спросил спутник, пропуская ее вперед через отверстие, которое и в самом деле больше всего напоминало дыру.
- Нет.
- Я так и подумал. Так вот, как я уже сказал, здесь у нас учебные залы.
Он помолчал.
- Тебя нервирует слово «здесь»? Знаю, что нервирует. Прелестное ощущение, правда?
В чем была прелесть лихорадочной нервозности, она не знала. Но спорить с ним не имело смысла – тем более, она же могла его просто игнорировать.
- Здесь ты будешь учиться. Башня Пространства и Времени, вот как мы ее называем. Жить будешь в общежитии – отсюда недалеко, кстати. И вот теперь…
Он вдруг остановился, повернулся и положил ладонь ей на лоб.
- Да, вот теперь ты уже достаточно на пределе, чтобы отправить тебя отдыхать. Чудесно.
Его лицо стало торжественным – и снова насмешливым.
- Добро пожаловать на факультет Пространства, Фрэнсис. Я Реймонд, твой декан. И вот именно так ты себя будешь чувствовать в ближайшей время.

Часы у нее в голове отсчитывали секунды. Она недовольно поморщилась, отмахиваясь от их назойливого тиканья – и проснулась. Тальми скорчилась у ее кровати, бормоча что-то жалобным голосом. Она попыталась прислушаться – но, как всегда, ничего не разобрала, и просто потрясла соседку за плечо.
- Хватит. Все закончилось.
- Да. Закончилось.
Она знала, что Тальми врет. Ее соседка ни на миг не верила в то, что это проходит. Ее не убедили на заверения Реймонда, ни слова врача. Единственное, во что верила Тальми – глаза Габриеля. Декан, которого Фрэнсис, не церемонясь, спросила в лоб, пожал плечами:
- Это нормально для Времени. Она теряется. Это проходит. Обычно.
Обычно.
Тальми поднялась, отвернулась к собственной постели и принялась поправлять одеяло. Как будто ничего и не было. Для того и существуют соседи.
Правда, сегодня она на удивление спокойна. Обычно ей требовалось куда больше времени, чтобы унять дрожь.
- Не забудь, что надо еще поднять новенькую. – бросила Тальми.
Фрэнсис вздохнула. Ну конечно. Не далее, как вчера, Габриель поручил ей это создание – еще одну блондинку Времени. Наверняка декан уже успел отпустить по этому поводу пару комментариев.
Время напоминало ей котят. Иногда это умиляло, но по большей части раздражало невероятно. Нет, по отдельности они были хорошими ребятами – а Тальми так и вовсе чудесной девушкой. Но их появление, их первые дни потерянных, ни на кого не похожих болванчиков – она это ненавидела.
Возможно, если бы кто-то дал ей посмотреть на себя саму в первую неделю пребывания в школе, она изменила бы свое мнение. Возможно, она бы прониклась презрением к себе самой. Возможно – но Фрэн достаточно прочно умела запирать те двери, что вели в залы самооценки, и потому ей неведомы были сомнения. Время ее просто раздражало.
Соседка откликнулась через добрую минуту стука. Выскочила, распахнула двери – заспанная и ошалевшая, не очень понимающая, кто перед ней.
- Фрэнсис. – напомнила. – Я за тобой присматриваю. Пора вставать.
И без того бледная блондинка побледнела еще больше – только что снежной коркой не покрылась. Фрэн с запоздалым раздражением вспомнила, как Тальми объясняла, что все эти «пора» и «уже» для новой ученицы неприемлемы, и вздохнула.
- Давай, одевайся. Форма в шкафу должна быть.
И, не дожидаясь приглашения, вошла, прикрыв за собой дверь.
- И имя свое напомни?
- Голд. – отозвались от окна.
Девушка нерешительно застыла у кровати, не зная, куда девать руки и, вероятно, что делать первым – застилать постель или одеваться.
- Ты бы…отвернуться могла?
Очередной вздох Фрэн отважно сдержала. И даже отвернулась. Хотя, казалось бы – ну неужели она девушек в трусах и майке никогда не видела?
- А что мы делать будем? – спросила Голд – судя по голосу, через ткань.
- Что и всегда. Учиться. Часть пар у нас совместные – ну там математика, общеобразовательная фигня. Специальность и специальные предметы – раздельно. Пойдешь с Тальми, она тебе все покажет.
Некоторое время Голд усердно сопела. Видимо, пыталась втиснуться в форму Времени, со всеми ее нашивками и лентами. Красивая одежка, но непрактичная совсем. И вряд ли удобная.
- Мы…учимся?
Ее тронули за плечо. Она обернулась, Голд смотрела на нее с тем непередаваемым недоуменным выражением, которое так хорошо получалось у всех блондинок от Времени. Фрэнсис даже умилилась их схожести.
- Ну да.
Голд чуть нахмурилась. Нахмуренность ей даже шла – совсем чуть-чуть. Как если бы она вдруг из куклы стала человеком, с его проблемами и задумчивостью. Фрэнсис мимоходом подивилась этому сравнению, но пришлось признать, что оно как нельзя правильнее.
- Понимаю твое удивление.
Она усмехнулась и потянулась поправить на блондинке галстук. От ее прикосновения та вздрогнула и застыла каменным истуканом.
- Я тоже удивилась… - она сдержалась, чтобы не сказать «в свое время». – Но так вот оно…принято.
Голд задумчиво кивнула. Стоило Фрэнсис убрать руки, как она заметно расслабилась, и даже, кажется, задышала ровнее. Тальми в самом начале их общения тоже боялась людей, Фрэн однажды взяла ее руку, так ту чуть удар не хватил! Да и сейчас – порою - соседка отстранялась от нее так резко и так испуганно, что она старалась приближаться к ней пореже. Это было то ли особенностью всего Времени, то ли просто бзиком отдельных личностей – Фрэн точно не знала. Только ей почему-то на таких личностей везло.
- Я не против учиться. – выдохнула Голд. – Я только…мне ничего не объяснили.
Фрэнсис почувствовала, что снова улыбается. Она вспомнила Реймонда с его вечной улыбкой и понадеялась, что ее губы способны выразить понимание и сочувствие девушке, которой она на самом деле посочувствовала. Без того, чтобы скрывать за собой равнодушие, которого у нее было и так предостаточно – к остальным людям. Она в самом деле сочувствовала Голд – и жалела ее. Никто и ей ничего не объяснял – но почему-то ей не так сильно требовались ответы, как той же Тальми. Может, это просто Время всегда искало ответов? Может, это для Времени было важно, куда идти?
- Ничего страшного в этом нет.
Фрэнсис похлопала соседку по плечу, и та – диво дивное! – даже не вздрогнула.
- Здесь никому ничего не объясняют.

Во второй аудитории четвертого этажа башни их учили танцевать. Танцы – специальность Пространства, Реймонд сказал ей об этом на второй день ее пребывания в школе. И больше, конечно же, ничего не объяснил.
Башня совмещалась с общежитием узким темным коридором через первый этаж, и коридор этот был для Пространства настоящим испытанием.
Когда Реймонд впервые повел ее через него, она подумала, что сойдет с ума. Ее даже перестало злить, что декан держит ее за руку. Сначала она подумала, что это просто дурацкая привычка. Но потом, окруженная высокими стенами, которые – она уверена была в этом! – только и ждут, чтобы сомкнуться, запирая ее в себе, Фрэн возблагодарила судьбу за эту горячую ладонь, что тянула ее за собой. Возможно, декан знал, что так будет – наверняка знал. И возможно, он также понимал, что присутствие кого-то рядом, такое ощутимое присутствие, не позволит ей потеряться во тьме.
И почему они просто не повесили там лампы!
Эта мысль была то ли слишком очевидно написана на ее лице, то ли она произнесла ее вслух, но Реймонд сказал:
- Этот коридор – пережиток еще тех времен, когда я сам здесь начинал учиться. Школа тогда была…другой.
Он оглянулся на сгустившуюся меж высоких стен тьму. Фрэн ожидала, что сейчас на его лице отразится страх или, быть может, тоска – но вместо этого он просто застыл на миг. И стал как-то неуловимо, как-то странно и страшно похож на молчаливого декана Времени, с которым ее познакомили день назад. Она затаила дыхание. Но уже через миг Реймонд снова «ожил», и его лицо, мгновение назад такое неживое, наполнилось нескончаемой массой чувств и выражений, каковые и теснились на нем все время. Он просто стал таким, как раньше. И она вдруг с удивлением поняла, что он слишком «живой». Что из этой гаммы эмоций выделить ту одну, что является настоящей – невозможно. И это было даже страшнее, чем миг назад.
- Веришь или нет, но Времени этот коридор видится совсем иначе. – добавил декан.
- Освещенным? – почти с тоской спросила она.
На ее предположение декан даже усмехнулся. И пожал плечами.
- Свет тут не главное.
Она так и думала. Свет явно не был тем, чье отсутствие на нее так влияло. Может, это ширина, явно недостаточная, а может, высота потолка – совсем нецелесообразная высота, кстати – она успела поразиться ей, когда заглянула в коридор через открытую дверь. Что угодно, но ей подумалось, что освещение сгладило бы эти эффекты. И еще – ей показалось, что Реймонду совсем не нужен был свет, чтобы понимать, куда он идет.
- Времени не привыкать к темным коридорам. – добавил Реймонд.
- Даже таким длинным?
Он обернулся к ней. И снова – слишком много всего было на его лице. Она поняла, что уже никогда не сможет прочитать его настоящее выражение. И все же – она увидела насмешку. Насмешка была такой настоящей и такой изысканно, такой издевательски сочувственной, что она поверила в нее – сразу.
- Он совсем не длинный. – только и сказал Реймонд.
Тогда она едва не закричала.

- Спина, Фрэнсис.
Она вздрогнула и попыталась выровняться, но мышцы не хотели, чтобы их истязали, и не слушались.
Руки Нины скользнули по ее плечам, легко и настойчиво выводя ее на ту позицию, которая требовалась. Противиться Нине сил не было, мышцы послушно застыли, продолжая буравить ее болью.
- Не напрягайся так. Никаких зажимов. Расслабься.
Она послушно расслабилась. И снова получила:
- Спину!
Осталось только обреченно вздохнуть и начать сначала.
Сдав Голд с рук на руки Тальми, Фрэнсис еще пару минут поволновалась, переживая, как новенькая воспримет первый день учебы, но быстро успокоилась, справедливо решив, что может полагаться на соседку. В конце концов, у всех здесь был свой первый день. К тому же ей придется пережить только специальность, а потом они соберутся втроем, и тут уж Фрэнсис присмотрит, чтобы с блондинкой ничего не стряслось.
- Так, а ну все встали в основную позицию. – скомандовала Нина. – А я посмотрю.
Мышцы все еще нещадно болели. Нина – с косичками, туго стянутыми в узел, - прошлась мимо них, поправляя и, снова и снова, возвращая тела в то положение, из которого они норовили выскользнуть. И заставляя стоять и стоять так, пока колени не начинали заметно дрожать, а руки не затвердевали деревянными балками. Тогда преподавательница чуть хмурилась и требовала, чтобы они расслабились. После чего опять напоминала про позицию.
Потом, когда ей уже казалось, что она упадет прямо тут, Нина позволила им скрутиться на полу и на самом деле расслабиться. Положив грудь на бедра, она уткнулась лбом в коленки и почувствовала, как по телу разливается блаженная слабость.
- Расслабляем мышцы спины, плечи, шею…
Ей даже казалось, что Нина и сейчас ходит между ними, настойчиво и легко касается каждой связки, позволяя той отдохнуть, хотя та все время так же сидела на полу.
- Я хочу, чтобы в вас не осталось ни одного узелка. Я хочу…
Нина замолчала, и Фрэнсис едва сдержалась, чтобы не поднять голову и не посмотреть, что происходит. Вместо этого она послушно сосредоточилась на «узелках», которых в ее теле обнаружилось изрядно. Чертыхнувшись про себя, Фрэн повторила процедуру с мышцами, на этот раз внимательно следя, чтобы они на самом деле расслаблялись. Без руководящего голоса Нины было не так удобно, но она постаралась воспроизвести ее команды мысленно, и честно прошлась по всему телу, часть за частью, убирая зажатость. И, дойдя до шеи, едва не испустила вздох облегчения. По сравнению с тем, что было минуту назад, она чувствовала себя легкой и гибкой, как лоза – естественной, непринужденной и какой-то почти болезненно настоящей. Как будто только сейчас вдохнула полной грудью. Как будто только сейчас дышала и жила по-настоящему. Даже мышцы больше не ныли. Даже пол не казался больше жестким. Наоборот, она и вовсе перестала ощущать его холод и чужеродность.
И когда Нина привычно скомандовала: «Дотроньтесь до стен», она больше не пыталась, напрягаясь изо всех сил, представлять себе эти самые стены. И не гадала, как в первое время, что вообще имеется в виду. Это было до смешного легко. Она могла дотрагиваться до стен сидя и даже лежа, потому что ей не нужно было вставать. Потому что стены – и потолок, и пол, уже были ею. Или же она – была в них.

Нина танцевала в одной из учебных аудиторий, когда Фрэнсис впервые увидела ее, и этот образ так и остался с ней. Нина танцевала всегда. Даже тогда, когда учила их – а именно она преподавала специальность Пространства, - девушка то и дело забывалась, и тогда по ее притопыванию, по ее ритмично подрагивающим пальцам было заметно, что она просто не может стоять без движения. Движение было ее дыханием, и Фрэн очень быстро поняла, что для любого из их факультета оно стало бы тем же. Что там, где Время-Габриэль застывало мертвым льдом, Пространство-Реймонд не могло не крутиться. Потому что даже когда Нина стояла, она продолжала танцевать.
Потом, когда необъяснимый, непонятный и оттого еще более давящий ужас коридора остался позади, декан повел ее через учебные аудитории. Она заглядывала в каждый зал, счастливо вздыхая при виде широких окон и причудливо изгибающихся стен, и ее ноги словно бы горели желанием. Бежать. Кружиться. Подпрыгивать. Если бы тогда она посмотрела на Реймонда, то увидела бы что-то в его глазах. Увидела и не разобрала бы, возможно, что именно, но все же увидела. Но она не смотрела, ноги сами несли ее вперед и наверх, и потом, на четвертом этаже, она распахнула двери и увидела мир.
Ей потребовалась секунда, чтобы вдохнуть. И еще пару мгновений, чтобы решиться выдохнуть. И неизмеримо больше, чтобы осознать, что застывшая в центре зала статуя на самом деле живая.
Музыки не было.
Статуя выгнулась, распрямляя плечи, и невидимые крылья распахнулись во всю ширь. Статуя полуобернулась – взгляд махнул по Фрэнсис, пригвоздив ту к месту, и сотни русых косичек с тихим шипением стекли по лопаткам. И только тогда – тогда она впервые почувствовала музыку.
Шаг вперед – пол словно пружинит под ногами, и шорох юбок становится шелестом моря. Посланцы прилива лижут берег, бедра выгибаются пенными дугами волн. Шаг – потолок кривится водной гладью, и шуршит под ступнями песок. И стекают дождевыми ручьями косички, мажут по спине беспорядочными линиями. И танцуют стены – подаются послушно вперед за манящим движением пальцев. Она стоит не дыша – а перед ней движется само море. Взмах руки – кирпичная кладка плавится льдом, движется – неуловимо, заметно! – и вспучивается рябью. Плечо скользит вправо – и рука как стрела, а стены раздаются, разбухают пузырем, морским коконом, яйцом мирового змея. Ей даже кажется, что музыка существует на самом деле – и это все, это все тоже существует. Она чувствует, как распадается: потому что девушка поворачивается к ней – стрелка на компасе, посаженная на тонкую ось, - и тело Фрэн тоже выворачивается. Нереально, нелепо. Разум подсказывает ей, что это невозможно, но разум отброшен, откинут резким движением кисти, и мир сузился до скользнувших по плечам косичек. Косички шипят и гнутся, и мышцы гнутся так же податливо, отвечая на этот гипноз. А стены пляшут, и вихрь раскручивается шире, шире, бесконечно шире, тугим комком завязываясь там, где движется, продолжая стоять на одном месте, девушка.
Когда в комнату заходит Реймонд, все застывает. Не сразу – пару мгновений стены и пол еще дрожат, стихают, сглаживаясь, волны. Словно стрелка находит север и пару секунд утверждается в своем месте на оси. А потом замирает, и только легкая рябь на затвердевшем потолке еще напоминает о том, что было.
Реймонд приветливо машет рукой, девушка-вихрь отбрасывает за спину косички, и те – Фрэнсис готова поспорить, - тихо и недовольно свистят. Декан молча оглядывает стены, так и замершие едва заметной волной, и вздох у него получается наигранным и ненастоящим.
Девушка молча пожимает плечами, чуть приподнимает юбки и осторожно касается пола – сперва кончиками пальцев, а затем всей ступней. И снова пожимает плечами.
- Выровняется. Со временем. Станцуем?
Реймонд еще раз вздыхает.
- Ты мне чуть ученицу не выгнула, как стену.
- Я не стала бы. – почти зло огрызается девушка. – Ее чуть-чуть задело, это даже хорошо. Для нее же.
Они словно не замечают Фрэнсис. Словно ее так и надо – как стену. Она вспоминает, как тело послушно подавалась, следую движениям танцовщицы, и ее пробирает дрожь. И еще – приходит боль. Тупая боль в мышцах, как будто она на самом деле танцевала или занималась спортом. Долго.
Декан смотрит на собеседницу так, что Фрэн ждет от него угроз, но тот только фыркает. Насмешливо и пренебрежительно. Ей кажется, что ее только что использовали, но злость приходит и уходит, оставляя только глухое раздражение и все ту же боль.
- Крепатура, а? – улыбается ей девушка. – Это хорошо.
Фрэнсис кивает, хотя у нее болит даже шея, и ей совсем непонятно, отчего это должно быть хорошо. И как у нее может быть крепатура, если она на самом деле ничего не делала. Реймонд кивает, словно танцовщица полностью права, и Фрэн просто уверяется, что они оба такие. Какие «такие» она пока не решила, но в голове не унимаясь, звучит несуществующая музыка моря. И по пути дальше она старается подстроить шаг под этот неслышный ритм. И Реймонд, глядя на нее, то улыбается, то взволнованно хмурится – как будто не может решить, чему отдать предпочтение.

Ритуал пробуждения был ритуалом именно потому, что все время повторялся без каких-либо изменений. Она бы затруднилась вспомнить сейчас, когда точно это началось. Может, когда приехала Тальми – через пару дней после нее самой. Да, скорее всего ровно с приездом Тальми. Они не сразу поладили – новая соседка все больше молчала и сторонилась, Фрэн от ее молчаливого присутствия все больше нервничала, и разговоров допоздна не вышло. От волнения – как же, в комнате живет кто-то еще! – Фрэнсис долго не могла уснуть. Она была уверена, что девушка на соседней кровати тоже не спит, но не заговаривала, и сон шел медленно-медленно. Потом, когда она наконец-то провалилась в долгожданную тьму, оно впервые и случилось. Ей на самом деле приснился сон.
Она могла бы с уверенностью сказать, что раньше ее никогда не волновали сны, пусть даже и память об этом «раньше» не была образцом надежности. То ли они ей просто не снились, то ли видения эти не отличались ничем, что могло бы выделить их в ее глазах, но когда сон пришел, она почувствовала себя необычно. Словно это было ей внове.
В голове у нее тикало. Неравномерно, то и дело прерываясь. То и дело застывая, чтобы потом торопливо нагонять темп. Словно невидимые часы, которые она не видела, все время норовили сбиться. Она подумала во сне: «Как раздражающе». И еще: «Это все она». А потом принялась сама отсчитывать ритм. Часы поначалу в него, конечно же, не попадали («Тупицы!» - мелькнула мысль), но со временем все же подстроились. Она успокоилась. И тут закричала Тальми.
Ее подбросило на кровати. Соседка уже не орала, а только подвывала, скорчившись у двери, свет в комнате необъяснимым образом горел, и Фрэнсис, сонно моргая, приблизилась к девушке. На миг – на один всего миг – Время глянуло на нее вечностью из глаз Тальми, и это едва не отпугнуло ее. Она почти готова была отпустить ее плечи, вернуться в постель и постараться забыть об этом, но глаза соседки уже наполнились слезами, она все еще всхлипывала, и Фрэн пообещала себе, что непременно испугается, но чуть позже. Часы в голове скрипнули и затихли, она крепче обняла вечность, что нуждалась в утешении, и так, прижавшись друг к другу, они встретили рассвет. Больше Тальми никогда не казалась ей раздражающей. Она просыпалась каждое утро от тиканья и тихих всхлипов, и каждое утро клялась, что уступит страху – но только после, когда успокоит Тальми.

Вечность тянется:

За дверью комнаты прятался нескончаемый коридор. Она осторожно открыла дверь и выглянула наружу. Он был так привычен. Так знаком. Каждую ночь, что она провела в школе, коридор преследовал ее. Каждую ночь, которую она молила стать последней. Каждый раз, в который она верила.
Но Габриель сказал, что это закончится. Но Габриель, она понимала это, сам не мог найти выход из своего коридора. Они все были так слабы.
Она вышла, не закрывая за собой двери. Если закрыть двери, она никогда не найдет обратной дороги – так просто. Габриель ее этому не учил – но знание было. Так просто. Путешествуя по коридору, она уже привыкла, что знание всегда рядом. Знание о том, что ей все равно не выйти. Знание о том, что колесо не остановится.
Она прошла чуть дальше – так, чтобы дверь в комнату окончательно исчезла из виду, - и прижалась ладонями к холодной стене. Если закрыть глаза и сосредоточиться, можно услышать скрип колеса. И тихий шелест шестеренок. Шестеренки падают снегом, и колесо давит их с неумолимой жестокостью. Как давит все. Шестеренки – лишь остаток былого величия. А колесо – колесо просто есть.
Чуть позже, когда скрип его становится привычным, она убирает руки и идет дальше почти в тишине. Шум колеса отдаляется, хотя никогда не исчезает полностью, но со временем она перестает его замечать, как перестает замечать острые всхлипы раздавленных стрелок. Колесо сломало миллионы часов. Время – оно всегда жестоко.
Еще дальше – коридор тянется черной нитью. Она шагает босиком по мерзлому камню, и ступни ее то и дело касаются чего-то еще более холодного, чем пол. Раньше она пугалась и поднимала их, раньше ее ранили сломанные стрелки и острые грани шестеренок. Но когда оно было – это раньше.
В какой-то момент колесо остается на грани восприятия. Она верит, что идет в тишине. Но потом тишину нарушают шаги. Шаги почти полностью совпадают с ее собственными, и опаздывают на какие-то доли секунды. Шаги почти такие же, как у нее, но она не шелестит юбкой. Она почти оборачивается – в коридоре все равно ничего не видно. А шаги раздаются так близко, что обернись – и, кажется, столкнешься с преследователем лицом к лицу.
Тогда она бросается бежать.

Утром Фрэнсис обнимает ее за плечи.

@темы: творчество, Raumzeit

---

ФМ

Я прямо появмлся и начал писать всякие флэшмобные штуки. Ужас.
В общем:

описание

1. Оставьте комментарий ниже, где изъявите желание ответить на шесть моих вопросов
2. Я задам вам шесть вопросов.
3. Вы поместите в свой дневник мои шесть вопросов со своими шестью ответами - честными и откровенными, иначе какой смысл?
4. Вы включите в запись эту инструкцию.
5. Вы будете задавать другим людям по шесть вопросов, когда они захотят быть интервьюируемы

э...ну, собственно, моб

KsiFactory:
1. сериалы, которые ты смотришь
Омг. Я смотрю "Теорию Большого Взрыва" и "Как я встретил Вашу маму". и "Хор", и "Домохозяек", и "Поняшек", и "Дайнтон", и, конечно, "Шерлока" и еще много всего. но по чуть-чуть, редко и если есть время. А вообще, вот, да.
2. самое лучшее время суток
Когда я: а)с Хани; б)сплю. Самое лучшее время суток, это когда ты не на работе. Да.
3. что ты думаешь об аниме "Труська, Чулко и пресвятой Подвяз", не смотря в описание?
Поздно, я давно смотрела в описание, слушала ОСТ и фапала на гифки. Мне очень нравится фанарт, нравятся девочки и не нравится графика. Я понимаю, что она там специально, ибо аниме на что-то претендует, но мне все равно, на что оно претендует, я хочу красивых девочек.
4. самые интересные книги, прочитанные в том году
Вот я честно пошла и нажала на тег "книги" у себя на дневе. Итак, "Коллекционер", "Алюмен", "Дом, в котором...", "Городу и миру"...Остальные на фоне этих попса попсой. Так что не упоминаем.
5. если бы тебе дали возможность переодеть кого-то из политиков, кто бы это был и во что?
Не вижу смысла их переодвеать, они шуты и так все, это же очевидно.
6. самые любимые смайлики и почему?
- лав.
:3 - потому что ми-ми-ми
- потому что книги вкусные
- пес
- очевидно же
- я фапаю
Ну а в скайпе ты видела что мне нравится)

@темы: флэшмоб

---

....о наболевшем...

Интернет будет с 1 февраля.
Кси, тогда же я буду я Скайпе по утрам-вечерам, ну как договоримся, в общем.

@темы: и-нет

---

минутка меня

Как только я лишаюсь Интернета, со мной начинают происходить всякие милости. И я вся сижу в этих милостях, думаю о том, какие хорошие все-таки люди, и даже не могу похвастаться. Зато я пишу, много сплю и много обнимаюсь.
Но дело не в том. Дело в том, что няшка Айран отметила свой ДР, с чем я ее и поздравляю.
А няшка Кси прислала мне такое *___* Но я его сфоткаю и потом покажу. Потом, это когда с И-нетом. Скорее бы!
Ми т.т Сейчас я могу читать Избранное раз в неделю, и дайрик постоянно хавает у меня кусок(( Но я исправлю-исправлю, вот честное слово, на будущей неделе свяжемся, надеюсь, с мастерами и подключимся.
Всем новеньким на дневе "Добро пожаловать" и проситите, что меня сейчас так мало т.т Меня скоро будет больше. И если вдруг кому интересно, я почти закончил вторую главу!
Всем цемки :3

@темы: и-нет, жизнь

---

♥

Я, в общем-то, завеялась наконец к родителям - это так странно, и я первый час никак не могла привыкнуть, что тут я тоже "дома", а потом привыкла и ужаснулась, потому что в комнате такой бардак, словно меня тут не было не пару недель, а как минимум месяц XD Мама меня весь вечер подгоняла убраться, а папа все время нудит, что скоро сдаст мою комнату, в итоге я на очередное мамино "ну когда же ты..." спросила "а что, сегодня придут комнату смотреть?", и она теперь ходит все в шоке с папы (тю, а я так всю жизнь хожу).
На НГ доехали с Хани до Хмельницкого, и я вам скажу, если хочется остаться вдвоем, надо ехать в маленький город. Наготовились до упаду, чуть не опоздали к, собственно, Новому Году =__=, но йоу! Теперь пол Хмельницкого базара передает слухи, что я жуть как похожа на родню, что особо круто, потому что там живет мамина родня, а я похожа на папу, и они все подумали, что это Хани мамина дочка >__< Ыыы, меня никогда не признают, на самом деле, и это не первый раз, когда люди говорят "Вау, ваша дочка на вас похожа!", а у мамы фейспалм и "Нет, это не моя дочка, моя вооооот, которая рыжая и ни капли не в меня" Т___Т
У меня теперь есть читалка! Я вся в шоке-благодарности-хотя_давно_знала и вся такая "Ханиии, я тебя обожаю! ♥", я вообще не представляю, как я жила без читалки раньше, она же *о святотатство!* удобнее книги 0__о Но я обожаю бумажные книги, и я их складирую, а с этой заваливаюсь на кровать и читаю-читаю все такое, чего раньше не могла почитать, потому что все давно раскупили. Только теперь, когда у меня столько книг сразу и одновременно, и все у меня, выбор "что почитать" перетекает в "что почитать вот прямо сейчас, а что после него" и я все время на нем зависаю, я просто эпик фейл в вопросах выбора. И еще няшныный кошелек - я сфоткала и не могу скинуть фотки с папиного аппарата т.т эпик фейл намбер ту
Сегодня мне подарили кофеты - я опять в шоке, а потом совершенно незнакомая девушка, с которой мы просто менялись книгами, вручила мне открытку с лисой, потому что она прочитала где-то в профиле, что я люблю лис! Люди такие милые, я в шоке и умилении :3 Я в шоке-шоке, это тотальный Каи-шок! Еще меня похвалили за фанфик, а это всегда так приятно, что ужас-ужас, мне даже хочется писать дальше ПиВ, или вот хоть что угодно, раз людям нравится. А то я пишу только всякие фф на фф для Хани, она прячет их в папку и потом перечитывает - я когда это вижу, мне всегда так неловко и лестно одновременно :3 Некоторые пишут "в стол", а я "в папку" XD
У меня новый паззл, а родители накормили меня бананами, и я весь такой "наїдений" и с мягким драконом - потому что мама-папа перепутали змею и дракона в "Метро" =__= но я все равно его люблю, а дома у меня розовый барашек из Хмельницкого...это мировой барашек, но, опять же, эпик фейл, фотки скину позже.
Ульки сведены в общий терр, теперь у нас ужас как много улиток, но все такие чистенькие, мы их купали недавно и драили зубной щеткой XD Не знаю, какая уних там "дружба" получается, но пока все довольные, особенно марги, которые тупо весь день спят >__<
Мы обязательно проведем И-нет, надо только позвонить и тариф выбрать, а пока меня тут будет мало и редко. Веселитесь и проведите зиму себе в удовольствие. А я пошел пироги лопать на ночь глядя - так непривычно уже ночевать без Хани, я прям не знаю т.т
P.S. НГ прошел, но у меня все еще олени.

@темы: праздники, жизнь

---

♥

Я совсем чуть-чуть переехал, и у меня совсем чуть-чуть нет И-нета, и я совсем чуть-чуть уеду завтра из города на НГ.
Мне даже есть что сказать вам, есть чем поделиться и нет только времени. Я обязательно его найду, сочиню пост и буду вся такая с фотками и визгами - но это потом. Потом я точно буду "как раньше", с фотками, визгами, мяу-миу и прочей туфтой. А пока - вот как есть. Злравствуй, кризис личности, уйди нафиг.
С НГ всех-всех. Я всех люблю, всех читаю и на всех някаю. Не скучайте :3

@темы: поздравления, жизнь

---

Праздники...

...бывают разные.
Я вот, к примеру, люблю НГ. Я люблю его, не смотря на глухое одиночество и семейные скандалы. Люблю елку, снег и сюрпризы. Люблю за последние годы. Люблю за розового котика, которого папа так неловко пытался укрыть за спиной. Люблю. В этом году люблю за билеты. За то, что я впервые в жизни буду справлять его в родном городе. Вот да, в том самом, где родилась. И да, это не Киев. И да, для меня это имеет значение.
А еще вчера был День Николая. У меня есть сладкий набор - и пофиг, что мне сколько-то там лет. У меня подарок! Там все конфетки - разные, и некоторые такие прикольные, с коровками. Я вот люблю конфеты с коровками. Я люблю наборы. Почему-то в наборах мне нравятся все конфеты, даже те, которые так не нравятся. Сижу и пробую. И снег пошел. Самое время вспоминать оленей.И да, я очень люблю оленей :3

@темы: праздники, жизнь

---

Raumzeit - Глава 1.5

Название: Пространство и Время (Raumzeit) ПиВ
Предупреждение: слэш, фемслэш, гет, отсылки к философии, литературе и всему на всете, песни, трайбл, мозго***, "автор умер, герой умер, все умерли" и еще автор сдал кандидатский экзамен по философии, а это диагноз
Размер: ***
Статус: пишется
От автора: "Пространство и время есть формы присутствия человека в бытие."
Увидел очепятку - скажи автору!

01.5 - Она

Никто не выходил за пределы школы. Это было так же понятно, как то, что Время делится на линейное и цикличное. Или как то, что пределов у школы не было.

Здесь не принято отдавать приказы. Приказы и вопросы – удел тех, кто бьется в рамках, а мы привыкли думать, что рамок для нас нет. Но мы все равно не ходили за пределы школы. Мы просто не могли. Сложно выйти за то, чего нет.
Иногда нам было интересно, что увидит тот, кто попытается. Иногда мы спрашивали себя – как выглядит школа со стороны? Мы, учащиеся в ней, никогда не могли отойти достаточно далеко, чтобы рассмотреть ее стены и вознесшиеся ввысь башенки. Мы – мы никогда не видели ее целиком. И если бы в нас было хоть чуть-чуть больше любопытства, мы давно попытались бы. Но правда в том, что Пространство так сильно привязано к ней, что попросту не может отстраниться. Правда в том, что Времени все равно. Правда в том, что, хотя нам никто не отдавал приказы, мы знали слишком хорошо – они все же существуют.

Когда я проснулась впервые, вокруг меня была тьма. Я помнила – частично, - как избежала смерти, и радость, облегчение и странным образом обреченность смешались во мне и тонули как сахар в теплой жиже понимания. Понимания – опережающего! запоздалого! – что смерть, возможно, была бы лучшим исходом моей и так не слишком счастливой жизни. Лишь много дней спустя, когда слово «день» уже не вызывало острой режущей боли, я поняла и то, что смерть все же имела место в моем прошлом – как и то, что она еще ждет меня в будущем. А затем «будущее» и «прошлое» окончательно слились в одно бесконечное «время». Таково было понимание цикличности, и к нам, детям школы, оно приходило очень скоро.
В начале своего пребывания в школе я видела тьму повсюду – и было бы ложью сказать, что я не боялась. Но страх, тот страх, который испытывали все мы, шел не от света или тьмы, не от их присутствия или недостатка. Это был страх совсем иного рода.
Декан Времени, Крон, парень с говорящим именем и столь же говорящим кулоном-камешком, приветствовал меня в тесной комнате, едва освещенной огоньком свечи в его руке. Пространство на моем месте непременно почувствовало бы тесноту или, наоборот, свободу, пространство отреагировало бы на помещение как на то, что важно. Время молчало. Я сидела, свесив ноги с высокой лежанки, и отсчитывала в уме, когда он заговорит снова – «раз-раз-раз». Облегчение и обреченность – последней становилось все меньше с каждым мысленным «раз», - ощущение скоротечности смерти, усталость и почему-то скука. Больше ничто в жизни не существовало в тот миг. Когда он заговорил о факультете и том, чего мне стоит ждать, я едва слушала – «раз-раз» в голове, как у заводной куклы. Через мгновение я встрепенулась и спросила себя, что происходит. Через мгновение – я наконец-то перестала отсчитывать промежутки реальности. И поняла, что кто-то считает их за меня. Назойливое «раз-раз» исходило из самой комнаты – словно стены и потолок сами говорили со мной. «Тик-так» - часовой механизм. «Щелк-щелк» - скрипят шестеренки. В голову словно воткнули иглу – я поморщилась от боли, еще не зная, как скоро она станет привычной. Декан с говорящим именем молча вышел и закрыл дверь. Темнота снова обступила меня, считая в уши.

Никто не выходил за пределы школы. Мы старались забыть слово «предел». Мы ненавидели бы его, если бы вообще умели ненавидеть.

Здесь не принято отдавать приказы. Деканы – те, кто заботятся о нас, лишь рассказывают о том, как делается обычно. Никто не спорит со Временем. Никто не отрицает власть Пространства.
Никто не задает вопросов.
Понимание либо становится исходом из опыта, накопленного за проведенные здесь дни, либо приходит еще в комнате. Все зависит от того, кто ты, и того, к какому типу ты принадлежишь. Для линейников будущее всегда остается будущим, для цикличников – лишь частью того, во что превратилось прошлое. Я говорю, конечно, о Времени. Я ничего не знаю о Пространстве.

Школа стоит на земле, из которой произрастает Древо Присутствия. Древо видно из любого окна, Древо всегда рядом, и Древо – единственное, что неизменно. Оно огромно, оно выше башен школы и корни его уходят глубже всех подвалов. Оно растет из самых недр, и даже если школа тоже растет оттуда, она много моложе его. Я говорю «растет», потому что школа слишком похожа на живое существо, чтобы быть просто школой. С ее ездящими лесенками, выгибающимися башнями и стенами, которые раскрываются и сходятся по одной им ведомой причине, школа – больше, чем здание. Школу никто никогда не смел называть ни «зданием», ни «помещением» - эти понятия мы принесли с собой, и они не имеют ничего общего с нею.
Если бы мы действительно могли выйти и посмотреть на школу со стороны, нам, возможно, показалось бы, что все эти ее башенки и смотровые площадки, это приземистое общежитие и обвившееся вокруг них Древо мало сочетаются между собой. Но когда ты находишься внутри вечно меняющегося механизма, когда стены поют и пляшут прямо под ногами, а любая лестница с огромной вероятностью может упираться в потолок или, куда интереснее, выводить прямо на воздух, причуды архитектуры не играют такой уж большой роли. Кроме того, мы на самом деле не видели школу со стороны. Только мозаику – во всю стену, которую Крон показывал всем своим студентам.

Никто не выходил за пределы школы. Возможно, они именно этого и хотели – заставить нас выйти. Возможно, они ждали от нас реакции «вопреки». Если так, то мы упорно их разочаровывали.

Здесь не принято отдавать приказы. Здесь принято слушаться деканов. Потому что в мире, где есть только ты и страх, приятно иметь уверенность хоть в ком-то. Даже если этот кто-то на самом деле только то и делает, что усугубляет твой страх.
Я бы никогда не вспомнила, сколько дней я провела в той комнате. Я помню только шестеренки – они скрипели и шептали. Я помню вечное «раз-раз» - оно вбивалось в виски шилом. Я сидела на лежанке - ноги едва достают до пола, и я касаюсь его только кончиками пальцев. Мне холодно. И стены, стены надвигаются с тихим «тик-так». Стены давят. Стены душат. Мне кажется, что шестеренки вот-вот вспорют кожу острыми зубцами. Мне даже кажется, что это будет прекрасно – мой крик разорвет монотонное тиканье, и шестеренки остановятся хоть на мгновение. Я еще не знаю, что шестеренки не останавливаются никогда.

Декан Времени Крон водит всех новеньких смотреть на мозаику. Мозаика выложена на стене одного из залов, и для чего служит этот зал, мы не знаем. Возможно, только для этой мозаики.
Мы подходим к ней – нас девять, новеньких. Крон задумчиво поигрывает камешком-кулоном. Он всегда носит его, и всегда смотрит так, словно вся его судьба в этом камне. В такие моменты мне хочется назвать камешек Зевсом.
Декан смотрит на изображение, и мы тоже запрокидываем головы, пытаясь увидеть все – от шпилей башенок и кроны Древа до растворяющихся в тумане основ зданий. Я удивляюсь – неужели во дворе школы туманно? – и тут вспоминая, что никогда не выходила во двор. Мне всегда хватало лестниц и переходов, соединяющих общежитие с учебными комнатами. Почему мне ни разу не пришло в голову просто выйти? Это отсутствие банального любопытства почему-то пугает – я невольно отступаю на шаг, словно на самом деле могу убежать. Словно Крон позволит мне это. Натыкаюсь на кого-то, оборачиваюсь и встречаюсь взглядом с красивейшим созданием в мире. Светло-голубые глаза на белоснежной коже в обрамлении золотых волос – такими должны быть ангелы, если они вообще есть в этой вселенной. Габриэль отводит взгляд через долю мгновения – ему совсем не нравится смотреть в глаза другим. Это больше, чем стеснительность. Это страх увидеть собственное отражение в другом. Это чувство, которое терзает людей, считающих себя уродливыми. Мне жаль Габриэля. Он живет через одну комнату от меня, и мы иногда разговариваем после занятий.
- Ну же, подойдите.
Голос Крона подстегивает, и я поворачиваюсь к мозаике, а Габриэль становится со мной рядом. В изображении школы нет ничего страшного, но мне хочется убежать, и единственное, что не позволяет мне отвернуться – декан. И еще – плечо Габриэля.
Мы снова встречаемся взглядом – так же мимолетно, но уверенно. Этот взгляд придает храбрости – я делаю шаг вперед, камешки мозаики становятся больше, заполняя обзор. Еще шаг – перед глазами только камни, неровные края обломаны. Неужели их никто не обрабатывал – вопрос тонет в цветном мельтешении. Я подхожу совсем близко, мозаика притягивает магнитом, мне хочется дотронуться до шероховатых срезов камня. Меня заполняет чувство. Уверенность. Что камни – настоящие. Я не успеваю осознать глупость этой мысли – какими им еще быть? – а моя ладонь уже ложится на изображение, и я краем сознания ожидаю чего-то. Реакции. Словно сейчас – с этим прикосновением – я что-то узнаю.
Вместо этого меня выбрасывает в никуда. Тьма – такая знакомая, такая привычная! – впивается в глаза, закладывает уши. Тьма держит – я хочу пошевелиться, но не могу. Это ужаснее, чем было до пробуждения в школе. Тогда я была мертва. Теперь меня нет. От осознания неподвижности хочется кричать – сознание мечется в черепной коробке как в тюрьме. Больно. Больно. Больно! Хуже становится, когда боль уходит. Не отступает волной, а просто пропадает – в один миг. Я уже хочу вернуть ощущение неподвижности – потому что с болью пропадают все ощущения. Моего тела – нет. Меня – нет. Мой разум сжимается и сжимается, пока не превращается в едва тлеющий огонек – и он тоже гаснет. Последнее, что я понимаю – это конец.


 

запись создана: 16.12.2011 в 13:57

@темы: творчество, Raumzeit

---

Jade Dynasty

Подсела т.т
Возьму и напишу фанфик, да. Фэмслешный. Слэшный. Ну хоть какой.
P.S. На самом деле я честно сижу над ПиВ.

@темы: творчество, игры, жизнь

---

Книжное

А вот прямо вот на этой неделе...

Джонатан Страуд - Кольцо Соломона

Известно, что волшебники любят призывать духов и сваливать на них всякую черную работу: строить дворцы, сражаться с врагами, искать сокровища и так далее. Царь Соломон, например, при помощи простого колечка мог запросто призвать несметные полчища этих трудолюбивых существ. Неудивительно, что царство его процветало. Кстати, помните Бартимеуса? Того джинна, у которого язык без костей. Он еще был замешан в историях с Амулетом Самарканда и Глазом Голема и имел самое непосредственное отношение к открытию Врат Птолемея. Так вот, Бартимеус не зря хвастался, что беседовал с царем Соломоном. Он умолчал лишь о том, при каких обстоятельствах проходила эта беседа, и о своей роли в событиях, едва не закончившихся весьма скверно для всего Древнего мира. Это не продолжение знаменитой «Трилогии Бартимеуса». Это ее начало, предыстория. Не менее захватывающая, надо сказать.

Ричард Адамс - Обитатели холмов

Эпический роман об удивительном путешествии кроликов, которые вынуждены покинуть свой город из-за развернувшегося строительства и отправиться в долгое и опасное странствие в поисках нового дома. Сложен путь Ореха, Пятика и его товарищей, пока они, наконец, не обретают желаемое на Уотершипском холме.

Сьюзен Коллинз - Сойка-пересмешница

Китнисс выжила - хотя дом ее разрушен. Ее семья - в относительной безопасности. Но… Пит похищен власть имущими, и судьба его неизвестна. И тогда легенда становится истиной. Таинственный Тринадцатый дистрикт выходит из тени, в которой скрывался долгие годы. Начинается война. Война за справедливость? Война за лучшее будущее? Возможно. Китнисс в этой войне - символ сопротивления. И если она хочет не оказаться пешкой в чужой большой игре, если хочет, чтобы жизнь ее любимого не принесли в жертву чужим интересам, ей придется стать сильной. Сильнее, чем на арене Голодных игр…

@темы: книги, что почитать

---

соционика-ня

Как Есь, которого бетит Штир, и я себе тоже перепощу) И все равно мне тут Штир сескси, сколько бы его там не было видно.

25.11.2011 в 11:02

Пишет  Sanrigan:

Как Штир, который бэтит Еся, пеерпощу себе, лол))

25.11.2011 в 00:12

Пишет  Heishell:

Автор:  Heishell
Тимы: Есенин, Штирлиц.

@темы: соционика - это фандом, жизнь

---

♪

Чудные выходные. А у вас?

@темы: жизнь

---

без смысла, а потому без названия

Мое избранное растет, бу-ха-ха. Я привык считать, это оттого, что я хочу общаться, но это ни фига не оттого. Это просто так.

Я думаю много лишнего, да. Что бы сделать и как бы сделать, почему и зачем. Я думаю, почему Корин пишет такие грустные посты, и почему они вообще грустные, если в них все ок. Я думаю - зачем думать, если становится только хуже. Я думаю - вот сейчас вы думаете, что мой пост тоже грустный, а мне просто никак. Две чашки кофе, Beats Antique и "Шайтан-звезда" - читали ли вы когда-нибудь что-то настолько фееричное? О читатель, да ниспошлет Аллах благословение на твои деяния, нет в мире истории более увлекательной и путанно-прекрасной, да заберет меня Шайтан, если я вру.
Надо в 24 прочитать "Евгения Онегина" - да, мне стыдно. Надо, а то меня почти как пригласили на оперу. Я никогда и в опере не был то, но вот же ж так. Я держал в руках скрипку и был приглашен, мне говорили о дэмпферах и о том, как все музыканты учатся играть на фортепиано - и за это я тоже люблю свою работу.
Меня будят по утрам телефонным звонком и спрашивают, смогу ли я в понедельник, и я говорю, что смогу, и меня спрашивают, во сколько, а я говорю, что часов с десяти будет норм. И лежу без сна дальше, потому что мне мучительно интересно, что такого я должна смочь - и почему именно в понедельник. Вот учить двух сестер феерично, кстати. Сразу понимаешь, как это - так похожи и так ужасно, просто ужасно разные.
Я буду рисовать! Снова. Я с трудом вспоминаю, как это - но помню, что хорошо. Рисовать. Есть у меня в ПЧ киевляне? Записывайтесь, и будет вам счастье. И я в придачу XD
P.S. Последний единорог - помните? Кто смотрел, кто читал?

@темы: книги, жизнь

---

Raumzeit - Глава 1

Название: Пространство и Время (Raumzeit) ПиВ
Предупреждение: слэш, фемслэш, гет, отсылки к философии, литературе и всему на всете, песни, трайбл, мозго***, "автор умер, герой умер, все умерли" и еще автор сдал кандидатский экзамен по философии, а это диагноз
Размер: ну пока 1 глава, вторая...в процессе, да
Статус: пишется
От автора: "Пространство и время есть формы присутствия человека в бытие."
Увидел очепятку - скажи автору!

01. Глава Голд

И она наконец умерла.
Пустота обняла ее теплым бархатом, прижалась мягким мерцанием. И – отпустила, отбросила, вытолкнула недовольно.
Она попыталась дернуться, но не вышло – как если бы ей попросту было нечем. Удивительно, но ее это не смутило. Она подумала только «Когда это я успела потерять тело? Сейчас – или раньше?». И затем «А когда это – сейчас? И когда это – раньше?».
А потом она озвучила свой вопрос. Было приятно услышать собственный голос – по крайней мере, в ней осталось хоть что-то. Пока.
- Какой сегодня день?
А что такое «сегодня»?
И наконец:
- Где я?
- Вербальная ориентация во времени. Ориентация в пространстве задержкой 2,4 секунды.
- Я же говорил, она Ваша. - спокойный голос. – Блондинки в большинстве своем идут на Ваш факультет.
- Ага. – вставил другой, чуть-чуть насмешливый. - И он – главная блондинка.
- Заткнись. – а это третий.
Сколько же их? Когда они пришли? Да и где вообще она находится?
- Невербальная ориентация во времени. Невербальная ориентация в пространстве с задержкой 1,6 секунд.
- Первого результата вполне достаточно.
«Достаточно для чего?» - спросила она себя.
У этой мысли был странный привкус. Как будто что-то острое кололо в бок. Как будто ответ стоял рядом и нетерпеливо притопывал – а она боялась его принять.
- Тут все ясно. И количество точек прикрепления, и задержка говорят сами за себя.
- Просчитайте еще на материю. – снова третий голос.
- Нет нужды. Но если вы хотите…
- Хочу. Разрыв слишком большой. Может, она вообще не наша.
-Ваша, ваша. Раз уж она здесь...
Ее дернуло. Это было странное ощущение – когда тебя дергают, а тело не двигается. Потому что его нет. Как если бы случился переворот разума.
И она подумала «А чем я тогда чувствую разум?»
- Никакой реакции, как видите.
- Брось, да будь она реалом, вопрос о теле вообще не стоял бы. И я молчу про идеал. – насмешливый голос вдруг звучит почти серьезно.
- Вот и молчи. Что ты вообще здесь делаешь? Она не твоя. – опять третий.
- Имею право, вот и присутствую.
- Присутствуй молча.
Она подумала «Ругаются, как дети», а потом до нее дошло – как же она слышит, если нет ушей?
Игла ответа ввинтилась в нее сверлом. Она вздрогнула. Ее тело – ее несуществующее тело! – вдруг стало тонким и длинным. Она вытянулась, вонзилась в вечность острой стрелой. Стрелой? Нет, внезапно поняла она: не стрелой, но стрелкой – медной, чуть подернутой тусклой тенью, с витым треугольником-указателем. Стрелка эта, дрогнув, нерешительно постояла на месте, а затем – медленно, но все убыстряясь, пошла кругом. Она почти услышала тиканье – и стрелка замерла, остановилась, упершись в вечность. Она почувствовала себя этой стрелкой – без возможности пошевелиться, без собственной свободы. Без шанса свернуть. Беспомощная, она барахталась в одной точке, ее тело каменело и крепло, а вокруг простиралось поле – бесконечность замкнутого круга, безграничность клетки. «Обреченная» - пришло слово. «Устремленная» - утешило другое. Она выгнулась – стрелой времени – и пронзила его насквозь.
И в следующий момент открыла глаза.
Сверху слепил огонек. Она пару раз моргнула, привыкая к яркости, ресницы увлажнились слезами. И огляделась.
- Долго ты.
Это тот самый, что считал время. Ничем не примечательный молодой человек, может, чуть старше нее самой. Отвернувшись, она тут же забыла его.
- Добро пожаловать.
Ей потребовалось время, чтобы соотнести мужской голос «блондинки» с этим удивительно красивым лицом. Таким белым, что оно напоминало загустевшее, застывшее в вечности молоко.
Она сглотнула. Было приятно снова ощущать свое тело – не смотря на боль и неудобство, не смотря на запекшуюся кровь.
Кровь? Она поднесла руку к лицу – пальцы в бурых пятнах, но без ран и порезов. Тело ломит от долгого лежания – но боль от ран совсем иного свойства, и она не ощущает ее – это утешает и удивляет одновременно. Потому что кровь повсюду – на ее коже и волосах, и даже во рту, кажется, привкус соленого. Откуда? И откуда это странное знание – что кровь ее?
Она почувствовала, как легко, пока ненавязчиво, покалывает виски, и, сев, коснулась их пальцами.
- Вот и мне интересно, почему ты такая грязная – хмыкнул насмешливый. – Но не переживай, душ исправит эту проблему раз и навсегда.
Она посмотрела на него – черноволосый и короткостриженный, он был совсем не похож на «блондинку» хотя бы тем, что в его темных глазах светилось настоящее участие. «Нормальный человек» - подумала она с облегчением. Он улыбнулся – искренне, располагая к себе, и подал ей руку.
- Пора вставать, Голд.
Девушка кивнула. Имя было именно таким знакомым и приятным, каким и должно быть свое имя. И все же – в душе словно рос комок беспокойства. Что-то было не так – и что-то словно бы было неправильно.
- Хватит. – раздраженно произнес «блондинка», глядя на черноволосого.
Раздражение отразилось на его лице, как трещина на мраморе – лопнула, осыпалась крошкой глянцевая поверхность, открывая пульсирующую сердцевину. Она подалась вперед, пытаясь увидеть ее, рассмотреть, узнать – но молочная пелена уже затянула рану, отливая непорочной белизной. Блондинка снова смотрел на нее. Ощущение было такое, словно на тебя смотрит в лютую зиму озеро – глубоко-глубоко теплится жизнь, но подо льдом не видно ни сполоха.
- Сейчас ты чувствуешь себя странно, но это пройдет. Тебе просто нужно…- он замялся, - тебе нужно время.
Черноволосый едва слышно прыснул – как будто это было шуткой.
- Тебе пора, Реймонд.
- Ой, да ладно. – закатил глаза черноволосый по имени Реймонд. – ну что ты можешь ей такое секретное рассказывать, что мне нельзя слышать?
- Дело не в том, что скажу я. – побежали трещинки-змейки по мрамору. – Дело в том, какие слова выбираешь ты.
- О, прости.
Реймонд снова улыбнулся ей – почти виновато.
- Все эти «навсегда» и «пора» тебя, наверное, жутко бесят?
- Беспокоят. – ответила она, с удивлением поняв, что это правда, и ее на самом деле заставили напрячься обычные, по сути своей, слова.
- Это нормально. Временщики все такие. Вот подрастешь и…
- Достаточно.
Она послушно уставилась на «блондинку». Как же его все-таки зовут?
- Реймонд просто пытается сказать, что тебя распределили на факультет Времени, хотя и говорит это несколько сумбурно.
- Как умею.
- Я Габриель, твой декан. – не обратив никакого внимания на реплику черноволосого, продолжил «блондинка».
Имя ему подходило – как если бы звенели колокола. Она почти представила его – белые одежды, золотые волосы, витражные окна церкви. Правда, ни слово «декан», ни уж тем более «факультет» сюда никак не вписывались.
- И это все, что тебе нужно знать на этот момент.
Стрелка, которой она была, сдвинулась на секунду – одним шажком. Странное ощущение, от которого ее сердце пропустило удар. И странное, совсем не свойственно ей желание гаркнуть на Габриеля – она быстро поняла, что причиной тому было банальное «этот момент». И помотала головой.
- Пойдем за мной.
Он даже не посмотрел, идет ли она. Просто отвернулся – и открыл дверь. Золотая коса мазнула его по спине – она еще подумала, почему же «блондинка», а не «златовласка», а потом ей было не до того: потому что весь мир заскрипел шестеренками. Она оглянулась – и увидела, что стены на самом деле состоят из вращающихся механизмов – и в то же мгновение мир пришел в движение.

Шестеренки скрипнули и двинулись, закружились, ускоряясь. Ей показалось, что это скрипит и хрустит вся вселенная – несовершенная, ломкая, хрупкая. А потом – что это и она тоже, скопление маленьких и больших шестеренок. Стрелка часов, насаженная на ось, вынужденная совершать круг за кругом, без шанса вырваться, без возможности, без веры…
Ее дернули. Она обернулась, перевела недоуменный взгляд на Реймонда, удерживающего ее за плечо.
- Успокойся.
Тон у него был приказной и какой-то сердитый.
- Габриель.
Декан и головы не повернул. Так и стоял в дверях, - коса плетью через спину, - и пол под его ногами был самый обычный, не из шестеренок. А под ними уже ездило, раскачиваясь, скрипя, огромное колесо – и Реймонд, удерживая ее за плечо, словно удерживал и пол, не позволяя ей упасть.
- Габри…
- Помолчи.
Ей показалось, что голос декана тоже треснул. Как лицо, как мрамор, как стеклянное небо, в котором тонул коридор. Как мир, в который вонзилась стрелка. Габриель сухо, надрывно кашлянул – шестеренки закрутились медленнее, натужнее.
А потом она услышала голос. Это был красивый голос – возможно, самый красивый из тех, что она слышала. Это был голос неба – и голос чистоты.
Она не сразу сообразила, что это голос Габриеля. И не сразу почувствовала боль, когда Реймонд сжал ее плечо сильнее. На секунду Голд посмотрела на него – и тут же отвернулась. Было что-то неприличное в том, чтобы смотреть на него сейчас.
Голос превратил небеса в стены. Она почувствовала, что пол больше не скрипит – и без удивления поняла, что шестеренки исчезли. И она больше не ощущала себя стрелой.
- Это тебе настоящее «Добро пожаловать» - хмыкнул Реймонд, заметно расслабляясь.
Его пальцы соскользнули с ее плеча, но она продолжала ощущать его хватку, которая удерживала ее, не позволяя упасть. На миг ей показалось, что только это и не дало ей стать бьющейся стрелкой – потом она поняла, что так и было. Это, да еще голос Габриеля. Голос, возвращающий все. На свои места?
- Пойдем. – своим обычным тоном произнес декан.
Она услышала его шаги в коридоре, и не без опасения ступила следом. Дверь захлопнулась почти бесшумно – только скрипнула еле слышно шестеренка. Или – ей показалось.

Она ждет:

Стрелки падали с неба. Они крутились в воздухе – почти невесомые, почти перья. Почти тополиный пух. Они танцевали с ветром и падали на озаренную солнцем землю. Самые обычные стрелки, какие можно найти в любых настольных часах. Фигурные, тонкие, широкие, прямые, простые или вычурно-украшенные. Стрелки падали осенними листьями, и она ловила их ладонями и ртом. Они вонзались ей в кожу – в подушечки пальцев, шею и губы. Они застревали в ее веках медно-золотыми ресницами, чертили на щеках царапины-полосы.
Запрокину голову и раскрыв ладони, она стояла неподвижно, безропотно снося их уколы. Земля под босыми ногами. Неумолимый ливень. Время пронзает миллиардом иголок.

Фрэнсис, конечно же, смотрела в окно. Тальми что-то строчила в тетради, не иначе – решение задачи, которая для Голд была понятна так же, как понятна ей была сейчас вся ее жизнь. То есть – никак.
Голд проследила за взглядом Фрэнсис, задумчиво покусывая кончик ручки, точнее, изображая глубокую мысленную деятельность. Она бы не удивилась, увидев, что небо стало стеклом и сыпет крохотными шестеренками, но за окном было самое обычное небо горящей осени, по которому лениво тащился табун облаков. Облака были неумолимы и упорны, как и полагается табуну, и позли куда-то за край их горизонта – за Древо Присутствия и дальше.
- Сдайте тетради и свободны. – объявил преподаватель.
Самый обычный преподаватель, один из серой вереницы тех, кто вел не относящиеся к специальности предметы. Такой же, или почти такой же, как доктор, которого она видела в свой самый первый день здесь. Такой же, на самом деле такой же, как его коллеги.
Голд обернулась к соседке сзади, приняла из ее рук тетрадь и, присовокупив к ней свою с позорным белым листом вместо попытки решить задачу, отнесла к столу преподавателя.
- Идем. – скучающим тоном произнесла Фрэнсис. – Опоздаешь на специальность – тебе конец.
Она кивнула. И, не удержавшись, снова посмотрела в окно. Словно ждала – словно надеялась. Но небо оставалось обычным небом, а пол не скрипел шестеренкой. И она больше не слышала голос Габриеля.
Фрэнсис потянула ее, ухватив за рукав блузки. Точно так же она тянула ее в первый день, когда Габриель молча привел ее в башню Пространства и Времени.
- Ты будешь учиться здесь. И жить в общежитии.
- Пока сама, но потом мы кого-то к тебе подселим. – встрял Реймонд.
Он не отстал даже тогда, когда ее декан прямым текстом спросил, зачем он за ними таскается, и Голд была ему благодарна. Страшно и невыносимо быть с мраморным Габриелем. Страшно и невыносимо, если ты уже слышала его голос. И просто – страшно.
Шестеренки исчезли, но выбили у нее почву из-под ног, и она судорожно соображала, что происходит. Врач только и сказа на прощание «Ты здесь и сейчас», и фраза отдавалась в висках глухой болью.
- По…том?
Она даже не могла произнести это слово полностью.
- Когда кто-то еще к нам…придет. – выкрутился Реймонд.
Ее начало подташнивать. Все эти «когда» и «потом» словно опять превращали ее в стрелку – в связанную и остановленную в одном месте стрелку.
- Придет как я?
Реймонд пожал плечами. Она оглянулась на Габриеля, но тот и подавно не собирался отвечать. И они на самом деле верили? Что она станет ждать? Кого-то, кто придет, как она?
Вот только она не помнит, как пришла. Она помнит только боль.
Эта боль терзала ее и терзала. Она пыталась отключиться, она пыталась не слышать ее, но боль не отступала. Боль была неумолима.
А потом она умерла. Она наконец-то умерла. Какое же это было счастье.
- Пойдем.
Габриель легонько подтолкнул ее в спину, и она умудрилась не вздрогнуть от его прикосновения. Она даже пошла, послушная и покорная, как те шестеренки, что убрались от его голоса, и он говорил по пути.
Он говорил, что поначалу любые попытки проставить временные ориентиры будут причинять ей неудобства. Что ее мозг функционирует иначе, и несоответствие его нынешних реакций с теми, которые прописаны в нем изначально, может ее удивить. Удивило ее не это, а то, как он смог произнести все это, не запнувшись. Реймонда, видимо, тоже, потому что он демонстративно зевнул.
А потом они встретили черноволосую девушку. Она вежливо поздоровалась с Реймондом, назвав его деканом, и что-то сказала Габриелю.
- У нас новенькая. – сообщил блондин, снова подталкивая Голд вперед.
И еще:
- Присмотри за ней.
И Фрэнсис честно присматривала. Хотя Голд была даже не на одном с ней факультете, и отдавать Фрэн распоряжения, следуя логике, должен был Реймонд.
- Давай, пошли. – потянула Фрэнсис.
На специальность ей опаздывать не хотелось. Студенты Пространства вообще опаздывать не любили, спешили и торопились. Те, кто из Времени, кажется, этого просто делать не умели. Младшие слишком нервничали от пресловутых временных ориентиров, а старшие, судя по всему, давно забыли, что такое «вовремя» и какие можно сделать из этого выводы. Не говоря уж о том, что Пространством заправлял вездесущий и энергичный Реймонд, а Время меланхолично плелось за невозмутимым Габриелем. Как уж тут поспешишь!

Перед первым занятием по специальности Тальми пожала плечами на ее вопрос и с недоумением сказала:
- Ну как что…петь будем.
Она подавилась не дожеванной с обеда ватрушкой.
- Я не очень люблю…не очень люблю петь, в общем.
- Ничего, у нас все поют. – хмыкнул, показываясь из-за двери, преподаватель. – А любишь или не любишь, это вопрос десятый.
Но она соврала. Петь она любила. Но петь для себя – это одно. Петь даже при всех – это все еще одно. А петь здесь, зная, что это называют твоей «специальностью» - совсем другое. Другое, когда ты слышала Габриеля – и слышала, как его голос изменил то, что изменить, казалось, было невозможно.
- Никто не ждет, что вы покорите время. Вы дети, вы ничего не умеете и даже не понимаете, как и что делаете. Но вы можете петь для него и просить его стать к вам ближе. Вы можете словить ритм, расставить паузы и вырезать время в самом воздухе. Вы можете приблизить его к тому, что вы знаете и что ваш мозг способен воспринимать.
Преподаватель сделал вдохновленную паузу. Она ожидала, что он скажет еще что-нибудь, и поможет ей понять хоть что-то, но он махнул рукой:
- Да просто пойте и все. Нарисуйте вашу модель времени голосом. Это же так просто.
Просто это было только на словах.
Тальми, которая пробыла тут на месяц дольше ее, уверяла, что ее жалкие попытки совладать с непослушным голосом увенчаются успехом вот-вот совсем почти прямо сейчас. От такого обилия ориентиров у нее ломило виски, и ум за разум заходил, она пыталась и открывала рот, но слышала только ужас, ужас и еще раз ужас. Ее голос не был даже просто красивым голосом. И уж точно он не смог бы заставить замереть само время.
Ее голос рядом с голосом Габриеля даже голосом назвать было стыдно.
Утешало то, что перепутать факультеты деканы с врачом не могли, судя по всему, никак, и раз ее распределили на Время, то тут ей и место. Габриелю лучше знать ведь, научится она петь или нет.
- Ну что, кто сегодня первый?
Она поспешно отступила на шаг, хотя вытаскивать первой новенькую никто и не собирался. Тальми так и застыла у фортепиано, осторожно касаясь пальцами клавиш, но не нажимая. Девушка с длинными, идеально прямыми светлыми волосами, имя которой она до сих не узнала, сидела на стуле, подтянув к груди одну ногу и свободно помахивая второй в воздухе.
Все-таки прав был Реймонд, что Время, в основном, выбирает блондинок. Даже у Стекло волосы белые – почти такие же белые, как кожа. Стекло уже не первокурсница, у нее есть напарник, и он защелкнул на ее тонкой шее металлический ошейник не меньше полугода назад. Почему она еще с ними на вводном курсе, а не поет ему своим хрустальным голосом? Почему – она не знала. Она и не спрашивала. Вопросы в этой школе, которую она не могла воспринимать школой, не то чтобы подавлялись – скорее они просто не возникали. Она удивилась этому – мимоходом, но очень скоро перестала. Здесь, в конце концов, некого было спросить. Не преподавателей же, в самом деле – этих серых кукол!
Она ожидала, что Стекло сделает шаг вперед – что настроится, вдохнет полной грудью. Она ожидала, что будет проба, что будет музыка. Она ожидала, что это будет похоже на выступление – но это действительно походило на черчение голосом. Стекло открыла рот – и исторгла время. Не Время, а просто время – или даже скорее период времени. Отрезок. Именно – отрезок. У нее было такое чувство, что выплескивающееся из глотки этой девушки нечто – отрезанный, оторванный затупившимися ножницами кусок полотна. Скомканный, сложенный в несколько раз. Он выбирался из бледных губ – как выбирается из моря пена, выбивается на кромке волны. Он вываливался, высыпался стеклом, раня эти губы, взрезая их острыми краями. И Стекло пела. Стеклом. Обрывочными воспоминаниями, мутными, неясными осколками памяти. Стекло была прошлым, захваченным водоворотом времени и протащенным через настоящее в самое будущее.
И это было неправильно.
Это было неправильно, и все же это было прекрасно.
И меньше всего это напоминало песню.
И меньше всего это походило на голос Габриеля – на возвращающий, замыкающий все голос.

- И так каждый день. – пробурчала Фрэнсис.
Она попыталась было стянуть через голову майку, но подняла руки – скривилась, и снова опустила. Бухнулась на кровать как была.
- А чем вы занимаетесь на специальности? – спросила Голд.
- Ну чем…Танцуем. То есть, танцует то у нас Нина – у меня в группе, по крайней мере. А мы так, дергаемся как болванчики.
- Не получается? – сочувствующе осведомилась Тальми.
Ее соседка закатила глаза. И снова скривилась.
- Не знаю. Нина говорит, все получится. Как только расслабимся и перестанем быть такими зажатыми. Но как тут будешь не зажатым?
- А вы не думайте о том, как танцевать. Вы просто танцуйте. – посоветовала Тальми.
Ее на занятии похвалили. Голос у нее был слабее, чем у Голд – это даже сама Голд замечала, но слабость слабостью, а пела подруга именно так, как и должно петь время. Сегодня, когда пришла ее очередь, Тальми прикрыла глаза – для полного отчуждения, как она сама сказала, и промурлыкала простенькую мелодию. Очень простенькую. Очень незамысловатую. Такую, чтоб ее неразвитых пока вокальных данных было достаточно. По сути, это и песней назвать было сложно. И все же – шестеренка скрипнула.
Услышав это, этот слабый, едва различимый скрип, Голд тут же вздрогнула. Она увидела, как напрягся учитель – он то сразу заметил. Заинтересованно приподняла бровь Стекло. Девочка с длинными светлыми волосами даже ногой в воздухе покачивать перестала. Остальные, кажется, ничего не заметили. И допела Тальми так, как пела обычно – мило и простенько, не без ошибок, но было видно, что она репетировала. И все же – шестеренка скрипнула.
- Ты попробуй не думать тут. – буркнула Фрэн. – Если Нина говорит: «Вот здесь напрягите мышцы, вот здесь выровняйтесь, вот здесь все в тонусе держите. И про плечи не забывайте!» А потом сразу «Расслабьтесь, не будьте такими скованными!».
- Нам такое же говорят. – махнула рукой Тальми. – Тяните ноту, стойте ровно, растягивайте во времени. И тоже – да расслабьтесь вы, не думайте про лишнее. А как тут не думать? О чем вообще тогда думать?
- О шестеренках. – пожала плечами Голд.
- Теперь тебе всюду будут шестеренки. – улыбнулась Фрэнсис.
О том, что она слышала пение Габриеля, Голд рассказала через несколько дней знакомства. Хотелось поделиться. А о правилах, которые могли бы это запрещать, ей не сообщили. Теперь Тальми ей яростно завидовала. А Фрэнсис фыркала, что она влюбилась в голос декана. Женщины, мол, любят ушами. И временщики особенно.
Только она не любила Габриеля. Она вообще не думала о том, что можно любить такого. Не Пигмалион же она, в самом деле. Еще бы кто это Фрэнсис объяснил.
Голд пожала плечами и встала.
- Пойду я.
- Да ладно! – тут же спохватилась Фрэн. – Чего не посидеть с нами?
- Да просто…
Она бросила быстрый взгляд на Тальми. Та молча ей улыбнулась. Улыбка человека то ли понимающего, то ли того, кто хочет, чтоб его поняли.
- Просто пойду отдохну. – приняла окончательное решение Голд.
Кто-то из сокурсников сказал ей, что при отсутствии очевидных предпочтений, в напарники обычно дают соседа по комнате. Мол, совпадение по времени появления, да и место проживания общее играет свою роль. Настроены одинаково.
У Фрэнсис с Тальми пока никаких предпочтений нет, они почти такие же новички, как сама Голд, но они соседки, и их наверняка поставят в пару. А если успехи у них будут такими же, как сейчас у Тальми, то поставят скоро.
А пара – это как…как пара. Пара – это обычно крепкие отношения. Ну, обычно. Иногда встречается такое, как у деканов.
Голд вздохнула и закрыла за собой дверь собственной комнаты. Она девочкам тоже, в своем роде, соседка, но одно дело соседи через стену, а другое – в одной комнате, на соседних кроватях.
У нее вот соседняя кровать – пустая. Помнится, Реймонд сказал, что сюда подселят еще кого-то. Потом от Фрэнсис она узнала, что кого-то – это с факультета Пространства. Их с Тальми так же свели – сначала та пришла, а черед двое суток – Фрэн. И с тех пор они вдвоем. Вот так-то.
Голд бы не отказалась от соседки вроде Фрэнсис. Конечно, с Тальми ей должно быть проще – они больше похожи темпераментом и характером. Только притягиваются обычно противоположности – может, в этом дело. А может, студентам Времени просто естественно быть с Пространством. Может, им так положено.
Еще раз вздохнув, Голд принялась застилать постель, которая ждала ее в расхристанном состоянии с самого утра. Вот что бывает, когда спишь и спишь, пока в дверь не начнет тарабанить Фрэн.
У нее даже о будильнике мысль мелькнула, но Тальми на это предположение так дико расхохоталась, что она и сама поняла – сглупила. Какие тут будильники, если она – Время. Ничего, научится вставать – утешили ее. Быстро научится. А пока – пусть на Фрэн рассчитывает.
Голд заправила одеяло. И поправила сбившуюся подушку будущей соседки. И, разойдясь, вытерла везде пыль. Со своего стола и его близнеца, с прикроватных тумбочек, с дверцы одного на двоих внушительного шкафа-стеллажа с книгами. Потом потрясла занавески на окне – без особого эффекта, просто чтоб было. За окном извивалось на фоне синего неба Древо Присутствия – вот и вся панорама. За ветками-змеями и пушистой кроной ничего не видно. Зато Древо видно фактически из любого окна их общежития и башни.
Переворошив комнату и таким образом подготовив ее к возможному появлению соседки, Голд вышла в коридор. Отдыхать ей на самом деле не хотелось. А куда идти – она не знала.
Она вздохнула. Если подумать, она не гуляла тут сама – всегда только с девочками. Возможно, Фрэнсис и умела ориентироваться в этом месте. Но то Фрэнсис, Пространству легко найтись где-то.
А Время – Время не умеет выбирать путь. Оно умеет только идти.
Эта мысль – такая чужая и такая своя, - заставила ее вздрогнуть. Голд даже руку протянула к стене – потрогать, проверить, что она все еще здесь. «Здесь» - не утешало, но не бередило раны, и она знала – сейчас, когда отказали временные ориентиры, она может полагаться только на него.
«Сейчас» кольнуло болью, она скривилась и с облегчением улыбнулась. В какой-то миг мысли о Времени едва не заставили ее поверить, что она потерялась.
Боль возвращала на место. Боль – как голос Габриеля – и это, эта мысль тоже была чужой. И в тот же миг – она чувствовала ее своей. Просто мысль была слишком сложной, чтобы поверить, что она – ее.
- Так, стоп. – шепнула себе девушка. – Хватит.
Она даже попыталась тряхнуть головой – как будто это могло выкинуть из головы лишние мысли. Она даже махнула ею чуть-чуть – на что хватило силы, - и почувствовала, как кружится перед глазами мир.
А потом ей снова дернули.

Она видит:

Золото на белом. Снежные крылья вспарывают небеса, и голос – чистый голос ангела, разрывает Пространство. Голос зовет Время. Голос управляет Временем. Голос – это Время.
И катится колесо.
Она смотрит на это колесо – и понимает, что проиграла. Что снова, снова надо начать сначала. Она смотрит на колесо и видит – никакая сила не остановит его. И она знает – его нужно остановить. Разве можно тут победить? Разве есть возможность тут проиграть? Когда Время - против Времени.

Она почти увидела крылья.
- Успокойся.
Габриель держал ее за плечо. Молочно-белый мрамор, золотая коса плетью через плечо. Зачем он носит косу? Зачем – если ему не нравится, когда Реймонд называет его блондинкой?
Пальцы сжались. Она торопливо пробормотала:
- Я в порядке.
- Да. Я вижу.
Он наконец-то отпустил ее. И она еле сдержалась, чтобы не потереть плечо.
- Я правда в порядке.
Габриель отвернулся. И позвал:
- Реймонд.
Ей показалось, что голос прошел сквозь стены. Ей показалось, что он был едва слышим – и он был везде. Но проходившие мимо студенты, кажется, ничего не заметили – только вежливо поздоровались с деканом.
Они стояли и ждали.
- Зовут как собачку. – громогласно пожаловался Реймонд, выходя с лестницы.
И помахал ей рукой.
- Блондиночка, милая, кто я, по-твоему, такой, чтобы меня подзывать свистом? – это уже к декану Времени.
- Это был не свист. – Габриель проигнорировал «блондиночку» мастерски. - У меня студентке плохо.
- И?
Реймонд положил ладонь ей на лоб – как будто у нее была банальная температура! – и фыркнул.
- Жива. А что теряется, так то нормально, себя вспомни новичком. Сам, небось, выпадал постоянно.
- Ей нужен напарник. Или хотя бы сосед. – спокойно произнес Габриель.
Они говорили так, словно ее рядом не было. Хотя, как поняла уже Голд, они всегда так говорили.
- Есть Фрэнсис, ты сам ей это поручил.
- Фрэнсис живет с Тальми.
Она хотела уйти, и не могла. Кажется, это присутствие Габриеля держало ее, или, быть может, звучание его голоса – сейчас самого обычного голоса, и все же…
Деканы о ней, кажется, забыли. Она уже успела уяснить, что между собой эти двое могут ругаться сколько угодно, забыв о том, с чего начинали. Об этом ей поведала Тальми, а Фрэнсис, пожав плечами, добавила, что Габриель и Реймонд скорее старосты, чем деканы – просто лучшие ученики на потоке, а вовсе не должностные лица. Их на факультетах уважали и слушались даже учителя, они не ходили ни на какие занятия, но все равно считались студентами.
- Я и не ожидал от тебя иного. – тем временем буркнул Габриель в ответ на очередное заявление своего коллеги, и сердито поджав губы, повернулся к ней.
- Если почувствуешь себя…- он замялся, и она почти увидела в его глазах сочувствие.
Увидела бы, не будь эти глаза пустыми.
- Если почувствуешь себя так, как пару минут назад, попробуй спеть. Не что-то сложное, а просто спеть. Можешь мычать, мурлыкать или попросту кричать. Что угодно.
Она кивнула.
- Мурлыкать. – фыркнул Реймонд вслед золотой косе.
И повернулся к Голд.
- Я не представляю декана мурлыкающим. – честно призналась девушка.
Один миг Реймонд выглядел удивленным, а потом прыснул. И через пару мгновений снова посерьезнел.
- И не представляй. – посоветовал доверительным тоном. – Скорее мир перевернется.
Она задумалась. Сейчас, вспоминая эту неделю в одиночестве в комнате на двоих, она понимала, что согласна с Габриелем. Другое дело, что она никогда не посмела бы признаться в этом вслух – в его присутствии. Реймонд – другое дело, он и выглядит понимающим и заботливым. И у него нет такого голоса.
- Мне правда нужен сосед. – сказала Голд. – Мне тоскливо одной. И ночами – страшно.
Ее собственные слова заставили ее вздрогнуть. Она вспомнила себя – перепачканную в крови, счастливую от мысли, что боль закончилась, и снова осознала, как именно попала в эту школу. Желала ли она смерти еще кому-то – только для того, чтобы не быть одинокой? Была ли смерть обязательным условием? Или просто – избавлением?
Реймонд промолчал. Ей показалось, что он хочет сказать что-то – укорить ее или отругать, но он промолчал. Только кивнул – скорее себе, чем ее словам. И когда она уже подумала, что он так ничего и не скажет, декан Пространства произнес:
- Страшно тебе пока еще не было.

Она пишет:

А ты – помнишь?
Ты еще помнишь, что это такое – помнить?
Наверняка ты помнишь. Вам проще в этом, вы не привязаны ко времени. Точнее, это вы как раз привязаны, и этим вам проще. Вы не понимаете, как это – быть всегда. Не просто протянуться из прошлого через настоящее в будущее. А быть. Всегда.
Я уже не знаю, что такое помнить. Для меня нет прошлого. Я живу в прошлом, живу в настоящем и живу в будущем. И я – не живу. Я как те, чье время остановилось.
У меня нет времени. У меня есть все время мира.
Иногда я прихожу в себя и вспоминаю. И в такие моменты я на самом деле могу помнить. Я знаю в такие моменты – что такое «помнить» и что такое «момент». И хочется кричать. Тогда я пишу тебе – я все еще пишу тебе, мой…
Кто ты? Кто ты мне? Кто мы друг другу? Могу ли я вообще говорить «друг»? Я не знаю. Я давно потеряла все слова, все термины. Я потеряла почти все ориентиры, и только пространство еще держит меня. Только ты меня еще держишь.
Наверное, поэтому я пишу тебе. Потому что я хочу, чтобы меня отпустили. И потому что я хочу, чтобы ты меня держал.
Еще не время. Мне так смешно писать это – ведь время еще и уже. И все же я не могу по-другому сказать. Еще не та точка времени – еще нет. Она уже давно прошла – но для вас, для этих вас – ее еще нет. Ждите. Это будет. Это есть. Или это уже было?
Я так путаюсь, что мне становится страшно. Я боюсь, что все напутала и время ушло. Но потом ты приходишь и снова возвращаешь меня в эту точку – ненадолго.
Я хочу, чтобы ты помнил. Как все было. И не винил себя. Я знаю, иногда ты винишь себя – ты слишком добрый. Ты умеешь быть добрым здесь, где добро не имеет ценности. Потому ты винишь себя. Потому ты умеешь любить. И потому я скажу тебе.
Я попыталась снова. Попытаюсь снова?
Есть еще попытка. Когда ты увидишь ее, ты поймешь. Ты всегда отличишь настоящее от фальшивки – ведь ты и сам такой. Только ты в себе ошибаешься.
Я не знаю, сколько еще удержусь здесь. Я буду петь – чтобы остановить это и закружить снова. Габриель тоже будет петь – а колесо крутиться.
Колесо нельзя остановить – ты же понимаешь это? Нельзя остановить. Я снова пытаюсь. Я снова. Пытаюсь.
Попытка, Реймонд. Просто еще одна попытка все исправить.

@темы: творчество, Raumzeit

---

запись ради записи

♪ Я, знаете, "Башню из черного дерева" Фаулза едва не растащила на цитаты. Но удержалась. Я люблю Фаулза. Я начинаю подозревать, что, возможно, люблю его больше всех остальных. Уж очень он мой писатель - и стилем, и мировоззрениями, и даже...вот даже всем. Но я не буду утверждать, пока не прочитаю все-все у него, да?
А пока я хочу еще читать "Винни Пуха". Я читала его сколько-то там лет назад, но хочу снова - ничего не помню. И вот просто хочу.

♪ Мне на урок притащили котенка. Я думаю - дети, но я помню своих студентов. Они все няшки. Я только не понимаю, почему они мне все все все время приносят (как много все, а) : то показать, то похвастать, то вообще непонятно зачем. Но котенок - о да, он живой был. И мааленький. Ну и котенок. Кстати, занятие с котенком почти не отличается от занятия без котенка - только царапин больше, да.

♪ Я вот-вот допишу первую главу. Да! Я уже забыла, с какой мыслью придумывала ПиВ. Помню только, что у меня был фф, и мне надо было его дописать, и я пообещала себе, что вот сразу после...но фф дописался в начале лета, потом вынырнула "Русалка", а потом я просто ничего не делал. И Фаулз теперь возвращает меня к жизни. Я что могу сказать? Они будут петь. И учиться. И снова петь. Танцевать. Драться. Влюбляться. Там много-много всякого. Шестеренок. Стрелок часов. Там много моментов, в которых я сам не понял, что сказал - а если и понял, то обьяснять уж точно не буду. Там много...ну просто много. Того, что имеет начение. И, конечно, я гордо утверждаю, что там юришная пара. И, конечно, там пока яойных отношений больше. Без гета я не пишу вовсе. Просто потому, что я уверена - любовь меняет. Мне интересны именения. А любовь - она всегда любовь, однополая она или нет. А еще у меня к нему целая куча материалов. Тематических песен, рисунков моих и Сан, и просто мыслей. О, я люблю новые миры. Я надеюсь, они еще кому-то придутся по вкусу.

♪ Ни разу не приветствовала ПЧ. Нет такой традиции. Но каждый раз, когда вижу нового а я вижу, я вас замечаю всех >___<, автоматически нажимаю на "Мой дневник" и иду смотреть - что там такого может быть интересного. Ну и, на всякий случай, всем-всем - Располагайтесь :3

@темы: работа, творчество, жизнь, днев

---

Джон Фаулз - Коллекционер

Об этом нельзя говорить. Об этом нельзя промолчать.

А ведь я могла никогда не прочитать эту книгу. Я могла читать себе Дж.Харрис, и сладкие запахи шоколада и леденцов заполнили бы мою осень золотом. Я могла бы просто не решиться - и просто не купить. Я могла бы отвернуться - но я не жалею ни о чем.
Мне даже странно, что я могла спать, есть и жить - что я могла все это делать, отрываясь от чтения. Я вообще удивлена, что отрывалась от чтения. Я в шоке, что она меня отпустила. Хотя - отпустила ли? Сложно сказать.
Я все натыкаюсь на эти заезженные фразы про Красоту и Уродство. Про Искусство и Ничто. Про Жизнь и Не-Жизнь. Про то, как эта история - история совершенно и совсем не умалишенного, держащего в подвале понравившуюся ему девушку. Про всякое. Я со всеми ними согласна. Я только не могу любить Миранду. Ну не могу - и все.
Я даже не ненавижу Калибана. Я ненавидела сначала - и презирала потом. Но после последних страниц, после всех его слов - нет. Я не могу его ненавидеть, и не могу его презирать. Я вообще не могу к нему испытывать - ничего. Я не понимаю, как это - это называть живым человеком. И что-то к нему чувствовать. И я сочувствую Миранде. Сочувствую, но любить не могу. И мне кажется, что вот-вот, еще чуть-чуть, и она бы стала. Лучше? Да фиг его знает. Просто стала бы - и вошла в бытие. Она могла - в отличие от многих. Она могла - и она умерла.
И я даже не вспоминаю здесь о Ч.В. Ну его, его двойственность. Ну его, возвышенность творца и непризнанного художника, прикрывающегося пафосными фразами. Ну ее, эту вечную загадку и вечное "все не так". Это постмодернизм, детка - как бы избито это ни звучало.
Я просто даже советовать не буду. Никому не посоветую ее читать. Не читайте. Прочитав ее один раз, вы уже никогда не вернетесь туда, где были. И не измените ничего. Просто в вашей жизни уже будет эта книга - и ее никуда не денешь. Ужасное чувство. Прекрасное ощущение. Я верю, что когда-нибудь смогу. Так чувствовать. Так писать. Только сейчас - очень страшно.

@темы: книги, что почитать

---

А что на выходных делали вы?

А мы собирали листья. И пили кофе в парке, и ловили осеннее
для гербария, и ходили под солнцем.
И много включали на заднем плане Задорнова, и смотрели "Даунтон", и писали-рисовали в альбом воспоминаний странички из Львова, и клеили билеты-карты-значки, и вспоминали Манюней Вивець, и раскладывали маджонг. И расселяли в новые домики улек, и писали реферат, и вспоминали мне, как рисовать тушью. И много обнимались. Осень же.

P.S. Мне так под осень вторая "Русалка", а я держусь и не пишу - какое море осенью?

@темы: жизнь